При слове «Чума» в Одессе привыкли вспоминать год нашествия Наполеона - 1812. В самом деле - самая известная и страшная эпидемия Чумы в истории города прошла именно в 1812 году.
Но она была не первой и, к сожалению, не последней. Поэтому позволим себе дать маленький совет издателям исторических Одесских календарей. 1792, 1797, 1803, 1812, 1829, 1837, 1902, 1910-11 годы в них должны быть отмечены черным цветом. В эти годы Одессу посещала «Черная гостья» - Чума. До Первой Мировой войны и последовавших за ними революционных событий именно Чума была самым страшным и разрушительным явлением Одесской истории.
Память о Чуме не нужно было отмечать специальными памятниками и крестами - сама жизнь оставляла достаточно таких памятников.
Бич божий
Нам, людям привыкшим к развитой (сколько ее не ругай) медицинской системе и профилактике эпидемий, сегодня сложно представить себе то ощущение ужаса и беспомощности, которой охватывало европейских обывателей при слове «Чума» еще каких-то 200 лет назад.
Тысячелетиями Чума приучала людей к тому, что от нее нет иного спасения, кроме бегства. Ибо лекарств не было и врачи лишь могли попытаться облегчить страдания больного. Да, умирали не все. В зависимости от самых разных обстоятельств смерть выжить могли до трех четвертей заболевших (при бубонной чуме). Но бывали и случаи, когда вымирали целые города, области и даже государства. После Чумных эпидемий нового времени практически в каждой стране Европы появилась своя версия легенды о «мертвом городе» - городе в который прибывают путешественники и обнаруживают, что в нем умерли все жители. В других вариантах легенды - из вымершего города уходит последний житель, закрывая за собой городские ворота.
Пораженный смертоносностью Черной Чумы, многие верующие считали ее, как и нашествия кочевников, «бичом божим», посланным Богом в наказание за людские грехи. Едва ли не каждую эпидемию «Черной Смерти» объявляли предвестником Апокалипсиса, с которым бессмысленно, да и грешно бороться иначе, кроме как постом и молитвой.
Те же, кто решали бороться, главными средствами борьбы с эпидемиями считали огонь и изоляцию. В гуманном варианте дома, при выявлении в них чумных больных, закрывались на карантин. После того, как в них все заболевшие или умирали, или выздоравливали - живых, в буквальном смысле слова «нагишом», эвакуировали, умерших хоронили на специальных кладбищах, а чумной дом, вместе со всеми вещами, сжигали. В менее гуманном варианте развития событий никто не дожидался и целые дома, кварталы и деревни сжигались вместе со своими обитателями - что еще больше увеличивало число жертв эпидемии - при пожаре люди гибли, а вот грызуны, главные переносчики заболеваний, в ужасе разбегались, неся с собой смерть дальше.
То время оставило нам мрачный образ «чумных санитаров» - мортусов, в птицеголовых масках, вооруженных длинными крючьями, образ ставший едва ли не более популярным символом смерти, чем знаменитый скелет в плаще и с косой.
Понадобились века опыта, чтобы выработать более не менее действенные меры если не по предотвращению и лечению, то, хотя бы по распространению эпидемии. На первый взгляд все было просто - держать в карантине прибывающих в порты и города путешественников, корабли и товары, контролировать численность и миграцию грызунов (в основном крыс), вовремя изолировать всех подозрительных больных. Но как сложно все это было реализовать на практике...
Явление Первое. Секретное. Год 1792
О первой эпидемии Чумы, посетившей Одессу, еще до того, как город получил свое имя, сведений сохранилось крайне мало. По всей видимости потому, что Иосиф де Рибас, старался всеми силами скрыть сам факт Чумы. Работы над строительством крепости и без того шли не так, как ему бы хотелось. Деньги, выделенные императрицей, и обещанные люди и материалы поступали с перебоями и не в тех количествах, что были обещаны. Строившие крепость солдаты и казаки и без того страдали от летней жары и зимнего холода, от недостатка хорошей воды и пищи, от недостатка обмундирования. А тут еще и Чума...
Справедливости ради надо отметить, что вины де Рибаса в том, что Чума пришла в вверенный его попечению Хаджибей, по всей видимости нет. На момент взятия крепости, Хаджибей уже был тлеющим очагом Чумы - предыдущая эпидемия, охватившая Османскую империю, Трансильванию, Валахию и Венгрию началась в 1787 году и продолжалась до 1789 года, прокатившись по Волынской губернии, где продолжалась до 1792 года. Можно ли с уверенностью утверждать, что взятие российскими войсками Хаджибея прервало эпидемию Чумы? Существует предположение, что случаи Чумы у гарнизона и населения Хаджибея начались еще в 1789 году, а отнюдь не в 1792. Но до поры до времени де Рибасу удавалось факт Чумы успешно скрывать, объясняя высокую смертность среди солдат, офицеров и солдат климатом и плохой водой (вызвав неудовольствие самого Суворова). А когда в 1792-93 годах Чума с новой силой развернулась в Османской империи, Валахии, Трансильвании, Боснии, Герцоговине, Подольской губернии и Крыму, скрывать факт Чумы в Хаджибее стало невозможно (да и незачем).
Конечно, строящаяся крепость с населением, почти полностью состоящим из военных, была для Чумы отнюдь не самой легкой добычей. С чумой боролись банями, «прожаркой» одежды, добавкой уксуса и вина в воду. Не самые действенные меры, но лучше чем ничего. Карантин же по крепости продолжался совсем недолго - в том же 1792 году было объявлено, что с чумой в Хаджибее справились. Насколько этот оптимистичный рапорт был правдой, сказать сегодня сложно. Смертность среди гарнизона Хаджибея (а позднее Одессы) по прежнему была высокой. Всего на начальном этапе основания города, с 1789, по 1796 годы, по разным причинам, умерли около 1300 солдат, казаков, моряков, офицеров и обывателей. Какое количество из них пришлись на «Черную смерть» за давностью лет выяснить невозможно.
Явление Второе. Корабельное. Год 1797
Во второй раз «Черная гостья» официально посетила Одессу в 1797 году и была, пожалуй, самой безобидной по числу жертв среди горожан. Известно, что в том году Чума снова была зафиксирована в Османской империи и власти городов Северного Причерноморья оперативно приняли меры - объявили о карантине для прибывающих судов, досмотре приезжих и прочих мерах безопасности. 5 августа 1797 года, на Одесский рейд, прибыл барк «Святой Николай». Начались рутинные карантинные процедуры. И тут, 21 августа, происходит ЧП. Портовые чиновники обнаруживают, что на «Святом Николае» отсутствует экипаж (и шлюпки), а в кубрике лежит труп одного из матросов, с явными признаками бубонной чумы. Как говориться, «Картина Репина «Приплыли». Что делать с барком было понятно - его, вместе с телом умершего моряка и всем грузом сожгли, от греха подальше. А вот где искать сбежавший экипаж? Розыски в Одессе результатов не дали. Да и негде спрятаться было в еще небольшом городе. Посему был сделан логичный вывод - либо сбежавшие моряки уплыли куда-то за границу (а значит это теперь головная боль отнюдь не одесских властей), либо сгинули в море и угрозы не представляют.
К сожалению, тем дело не кончилось. По всей видимости портовые служащие были неосторожны, или, как гласит городская легенда. позарились на ценности или деньги со «Святого Николая», решив, по тогдашним обычаям, продезинфицировать их в уксусе (что хорошо помогало от холеры и дизентерии, но крайне плохо от чумы)
В итоге несколько служащих и рабочих в порту (который вовремя изолировали) все же умерли. К счастью, за пределы порта, в город и в крепость, эпидемия не перекинулась и, благодаря карантину, быстро угасла.
Явление третье. Подземное. Год 1803
Третье «Чумное явление» в истории Одессы было, пожалуй, самым загадочным. Началось все годом ранее, когда по всему Причерноморью прокатилась цепь сильных землетрясений, сопровождавшихся появлением разломов и расселин из которых, как писали современниками «шел сильный серный дух». Говоря современным языком, землетрясения сопровождались сернистыми испарениями. Серный запах, да еще и из под земли - в представлении обывателей явление это однозначно было связано с нечистой силой. Поэтому, когда весной 1803 года в Одессе снова появилась Чума, обыватели связали это явление именно с этими землетрясениями. Почему? Да потому, что первые заболевшие (да и вообще большая часть заболевших) были из числа казаков-каменщиков, артели которых занимались добычей, распилкой, перевозкой и продажей строительного камня. В глазах горожан все было очевидно - раз каменщики работают под землей, значит они первыми попали под удар «нечистого духа» и заболели Чумой именно из-за него.
К слову, возможно суеверные горожане были не так уж неправы. И тогда, и в наше время серьезные люди высказывали предположение, что землетрясения могли открыть чумные могилы прошлого, а заболевшие просто оказались не в то время не в том месте.
Другое предположение, возлагавшее вину на связь казаков с контрабандой, также казалось правдоподобным. Контрабанду вполне могли привезти из зачумленных районов Османской империи, Восточной или Южной Европы. Карантинным мероприятиям, как нетрудно догадаться, контрабанда не подвергалась.
Так или иначе, в городе возникли, что называется, нездоровые настроения. Пильщиков камня и казаков вообще сторонились, а от властей требовали принять меры. «Горячие головы» (а таких всегда хватало) порывались отправиться по казачьим поселениям «выяснять отношения», но такие идеи быстро «усохли на корню». Связываться со свободолюбивыми, привыкшими к оружию казаками, и без того не отличавшимися «кротким нравом» вышло бы себе дороже.
Тем более что в сам город, в этот раз, эпидемия не перекинулась, ограничившись пригородными хуторами. Казаки довольно быстро сами решили проблему. Как? По всей видимости также, как это сделали бы городские власти - установив карантин и лишив Чуму возможности распространяться. Но суеверные обыватели, само собой, излагали свою версию событий. Одни говорили, что казаки позвали своих «казацких попов», которые с их «казацкими иконами» совершил «тайные молебны» в подземельях и тем самым снова «заперли нечистого» под землей. Другие говорили, что казацкие и кузнецы и мельники (само собой разумеющимся считалось, что кузнецы и мельники с «нечистым» запанибрата), как-то умилостивили «нечистого» и тот, в этот раз отступился.
Что касается городских властей - они, разумеется, в стороне не остались. Недавно приступивший к своим обязанностям новый градоначальник с громкой фамилией Ришелье энергично взялся за дело, отправив по хуторам одесских врачей - гражданских и военных. Но не зная еще пока способностей нового главы города, обыватели склонны были приписывать решение своих проблем мистике, а не людским усилиям.
Явление четвертое. Рождение чумной горы. Год 1812
Самая страшная чума в истории Одессы. Для победы над ней потребовалось величайшее напряжение сил от городских властей и от самих обывателей. Даже образованные одесситы в тот страшный год втихомолку рассуждали о том, что это год конца света, ибо и война с «Антихристом-Наполеоном» пришла, и голод (вызванный войной), а вот теперь еще и «Черная смерть» пришла.
Разумеется мистика была не при чем. Чумная эпидемия весной 1812 года вовсю бушевала в Османской империи, охватив южное Задунавье, кавказские и ближневосточные владения Турции и столицу – Стамбул. До Одессы эпидемия не дошла только благодаря очередной русско-турецкой войне, окончившейся 16 мая 1812 года подписанием Бухарестского мирного договора. Летом 1812 года между Российской и Османской империями восстановились торговые отношения и в Одессу буквально хлынул поток кораблей с товарами, в том числе и из чумных регионов. Вся надежда была на обычные портовые карантинные мероприятия – выдерживание кораблей в карантине, осмотр экипажей и пассажиров портовыми чиновниками и прочее. Тут надо заметить, что обычный карантин длился совсем недолго — от трех дней до недели. Считалось, что этого срока вполне достаточно для того, чтобы выявить любую болезнь. В противном случае жизнь порта была бы парализована, а огромное количество скоропортящихся товаров пропали бы.
В подозрительных случаях звали врачей. До поры до времени все обходилось без страшного диагноза – все тревоги оказывались ложными. Но вот наступило 2 августа...
2 августа 1812 года. Вторжение
Раннее утро 2 августа 1812 года лучшие одесские врачи, состоящие на государственной службе, начали одинаково. В двери их домов и квартир настойчиво стучали полицейские, с просьбой-приказом незамедлительно пожаловать на совещание к одесскому полицмейстеру Мавромихали. Докторов полицместер встретил без особых любезностей и сразу перешел к делу. Накануне произошла странная история. Несколько актеров и актрис труппы антрепренеров Мантуани и Замбони, тайно, не поставив в известность своих антрепренеров, пытались покинуть город. Портовому чиновнику их поведение показалось странным и он приказал их задержать и препроводить в «актерский дом» (дом при городском театре, специально выделенный для проживания актеров «итальянской оперы»). Осмотр дома выявил три трупа и двух заболевших, причем среди заболевших была дочь Мантуани, который всеми силами пытался факт болезни скрыть.
Консилиум лучших городских врачей Мавромихали собрал с целью точно установить причину смерти, узнать, кто в этих смертях виновен (не было ли злого умысла или преступного небрежения) и какие меры вообще следует предпринять. Следует ли ставить в известность градоначальника (одновременно бывшего и губернатором) и городские власти, или достаточно мер по полицейской части.
Осмотр актерского дома дал худший возможный ответ, мрачно озвученный Главным врачом Карантина штаб-лекарем Ризенко: «Чума, господа!». Вывод его был подтвержден и штаб-лекарем Кирхнером, и Главным врачом Городского госпиталя (Городской больницы) Капелло.
Быстро проведенное следствие показало, что болезнь началась после того, как актрисы купили шали у приезжих греческих торговцев. Немедля туда отправили врача в сопровождении полиции. Торговцев, у которые продали шали, не нашли. Однако обнаружили одну заболевшую девушку, жившую в землянке прямо на Вольном рынке. При осмотре соседних с рынком домов обнаружили, трех умерших детей, мертвую служанку и заболевшего лавочника Валикова вместе с тремя его домочадцами.
Доложили герцогу Ришелье. Можете представить себе сложность его положения. С одной стороны, угроза эпидемии. С другой – город только начал торговать в полную силу. А торговля давала деньги, которые в том году требовались особенно остро – шла война с Наполеоном, как генерал-губернатор Ришелье отвечал за снаряжение и подготовку расквартированных на юге войск. Кроме того, денег требовал Петербург. Объявить усиленный карантин – значило поставить крест на финансовых ожиданиях государственной казны и на своевременной подготовке и отправке вверенных попечению Ришелье войск.
Сверх того, некоторые врачи, в том числе, как говорят, приятельствовавший с Ришелье и пользовавшийся его особым доверием доктор Скюдери высказывали сомнение в том, что это именно бубонная чума. Они ссылались на существование других, более легких форм болезни и болезней на чуму похожих.
Кроме того, некоторые советники градоначальника полагали, что с болезнью можно справиться изолируя мертвых и заболевших. Было решено широкого карантина не объявлять. Всех заболевших (их выявили 8 человек) изолировали в Городском госпитале. Широкую эпидемию решили не объявлять. Во избежание паники не оповестили даже всех городских медиков. Среди «посвященных» воцарилось тревожное ожидание.
Как герцог Ришелье боролся с чумой в Одессе
Мы привыкли герцога Ришелье считать идеальным руководителем, чуть ли не эталоном. Однако всем людям, даже тем, кто кажется идеалом, свойственно совершать ошибки. Впоследствии знавшие герцога люди вспоминали, что август 1812 года он считал самой большой ошибкой в своей жизни...
В течении трех дней — до 8 августа, умерли все выявленные больные. К 15 августа ежедневно умирали 1-2 человека. Были подозрения, что на окрестных хуторах тоже не все чисто — крестьяне при подозрении на опасную болезнь не спешили ставить в известность власти — боялись карантинных мероприятий, в ходе которых и постройки, и урожай, и скотину могли сжечь.
15 августа Ришелье расширил круг посвященных. Все одесские врачи получили официальную информацию об эпидемии и секретное предписание следить за возможными случаями болезни. Эта мера также оказалась недостаточной. К 25 августа количество погибших достигло 30 человек. Стало очевидно, что придется вводить карантин.
26 августа полицмейстер Мавромихали созвал к герцогу совещание. На этот раз присутствовали почти все одесские медики, в том числе и ветеринарные врачи. Было решено объявить город на сомнительном положении и принять следующие меры:
1. Разделить город на 5 частей, поручив каждую особому врачу;
2. Осмотреть тщательно все дома, для отделения больных от здоровых;
3. Уменьшить общение между народом;
4. Очистить город от грязи в канавах, колодцах и пр. В крепости и городском госпитале был учрежден особый карантин для сомнительных лиц. За городом был выделен участок для Чумного кладбища (ныне Чумная гора). При необходимости хоронить умерших в черте города это предписывать делать на карантинном кладбище при крепости (на территории нынешнего парка Шевченко), или на специальном участке городского кладбища (примерно в районе нынешнего зоопарка).
Гонка со смертью
Чума как будто ждала «признания» и, на решение медицинского совета ответила резким усилением смертности – в течении сентября умирало по несколько человек в сутки. Последующие события, до конца года, превратились в бесконечную гонку со смертью – на каждую новую меру по борьбе с ней чума, как будто сознательно, отвечала следующим витком смертности.
В сентябре, стремясь сдержать распространение болезни, Ришелье объявил в карантине Забугскую часть Херсонской губернии. Линия карантина проходила по рекам Буг, Днестр, Кодыма. Казачьи разъезды со специальными санитарными чиновниками осматривали окрестности и путников и, по необходимости отправляли подозрительных лиц в карантины (всего их карантинов было четыре). Каждый помещенный в карантин должен был провести в нем не менее 30-ти дней под наблюдением (как тогда говорили «на обсервации»). Были запрещены сухопутное, морское и речное сообщение между населенными пунктами и гарнизонами, а также рыбная ловля и охота.
Но все эти меры запоздали. Во всяком случае для Одессы и ее окрестностей. Эпидемия ширилась и продолжала собирать обильную жатву, тем более что обыватели, как будто не замечали болезнь и продолжали вести обычную жизнь – ходить на торг, в рестораны, собираться дружескими компаниями, справлять свадьбы и именины, просто ходить друг к другу в гости. На рекомендацию ограничить контакты почти никто не обращал внимания.
Негативные последствия не замедлили сказаться – буквально за полторы недели сентября смертность достигла 20 человек в сутки.
12 сентября Ришелье пошел на расширение карантина.
Был сформирован своеобразный штаб по борьбе с чумой, в который вошли сам Ришелье, его адъютант граф Рошешуар, военный комендант Кобле, коммерции советник Жан Рено, полицмейстер Мавромихали, карантинный инспектор Россет, военный инженер Круг, и, конечно, врачи – Кирхнер, Пилькевич, Скюдери, Родецкий и, возглавлявшие их Главный врач карантина Ризенко и Главный врач Городского госпиталя Капелло. Дабы избежать голода учредили продовольственных комитет, возглавить который поручили купцу Первой гильдии Михаилу Крамареву.
Город окружили карантинной цепью, с запретом впускать и выпускать из кого бы то ни было, если у него не было специального разрешения. Продовольствие ввозили по одной единственной дороге. Все торговые операции и увеселения были запрещены. Закрыты конторы, магазины, рынки, клубы и рестораны. Всех «дам легкого поведения» поместили в карантин.
Город разделили на 13 санитарных округов, назначив в каждом специальных комиссаров, среди которых были уважаемые граждане города, среди которых купцы Амвросио, Андросов, Голиков, Инглези, Косовский, Кошелев, Ксенис, Мясников, Ростовцев, Сикар и другие. В их обязанности входило ежедневно обходить свой округ с целью выявления умерших и заболевших. В их ведении находились карантинные кареты под красными флагами – отвозившие больных в карантин, Госпиталь и мертвецкие кареты – под черными флагами отвозившие мертвецов к местам захоронения.
Также они наблюдали за тем, чтобы обыватели дважды в день окуривали помещения специальными «античумными» составами, и доставляли в округа продовольствие, поскольку магазины, лавки и рынки были закрыты. Расчет шел в монетах, которые предварительно окунали в уксус, считавшийся универсальным дезинфицирующим средством. Если у жителей округа не хватало средств, комиссары кормили обывателей за свой счет, предоставляя соответствующие расписки администрации Градоначальника.
Под их командой комиссаров находилась и часть санитаров-мортусов, выносивших мертвых и заболевших из домов, осуществлявших дезинфекцию помещений, сожжение «чумных» вещей и захоронение покойников.
Кстати, о мортусах: Добровольцев для такой работы не хватало даже за огромное – от 500 до 1500 рублей в месяц вознаграждение. Слишком высок был риск. Поэтому на эту работу были мобилизованы арестанты – с условием полного прощения для уцелевших. Получился своеобразный «чумной штрафбат».
В конце сентября неожиданно обнаружилась очередная проблема, способствующая распространению болезни — мародерство. Отчаянные преступники грабили опечатанные квартиры и дома, обитатели которых погибли или заболели. Пришлось вводить специальные патрули из солдата и казаков, причем им было разрешено применять оружие без лишней стеснительности и сантиментов. По сути дано право бессудной расправы на месте. Обывателям сообщили, что каждый, кто сообщит о мародерах или их схроне, получит награду – 150 рублей.
Два месяца продолжалась борьба с чумой. Один за другим гибли в ней городские врачи. Сначала Пилькевич, затем, почти одновременно Кирхнер и Главный врач карантина Ризенко. И, наконец, в самом конце ноября – умер пытавшийся спасти больных коллег Главный врач госпиталя Джованни Капелло. Новый главврач, Родецкий, как рассказывают, буквально через две недели сообщил, что скоро у него не останется санитаров – добровольцы больше не шли ни за какую оплату, а большая часть арестантов или умерли, или заразились. К середине ноября число жертв перевалило за 1700 человек. Стало понятно – город проигрывает войну с чумой и совсем скоро ситуация окончательно выйдет из-под контроля.
16 ноября 1812 года. Перелом
Стремясь переломить ситуацию герцог Ришелье пошел на отчаянные меры. Был введен всеобщий карантин. Жителям города было запрещено любое общение друг с другом. Всем было запрещено покидать свои жилища. Заходить в дома имели право только санитарные комиссары, мортусы и медицинский персонал. Прикасаться к покойникам было запрещено. Тела перемещали специальными крюками. Зачумленные дома и имущество, по решению комиссаров, могли сжечь (и часто сжигали). Оборот денег был запрещен. Продовольствие и жизненно необходимые слова на складах были конфискованы и раздавались бесплатно — как правило подавались на шестах и пиках в окна домов. Даже храмы были закрыты.
По воспоминаниям современников, в конце ноября, во время очередного рейда по городу, видя, во что превратилась Одесса, герцог Ришелье упал в обморок. Когда испуганные спутники привели его в себя, он, со слезами на глазах, заявил: «Я не в силах более стоять. Мое сердце ослабло от необходимости использовать всю мою власть для опустошения этих улиц, когда я в течение десяти лет обращал их к жизни!»
И все же отчаянные меры дали свой результат. Количество заболеваний и смертей медленно пошло на убыль. 46 дней строжайшего карантина позволили добиться перелома в битве с чумой. Уже в январе строгий карантин был снят и одесситы, наконец, получили возможность выходить из домов. В феврале была постепенно восстановлена торговля. Еще полгода в городе действовал усиленный медицинский контроль – любого заболевшего помещали в 30-дневный карантин. Но уже весной было понятно – чума побеждена.
«Чумная память»
По разным данным за время чумы заболели от 3331 до 4038 человек. Умерли, согласно официальным данным, 2632 человека. Еще около 800 человек умерли в окрестных селах и хуторах. Свои чумные кладбища появились и там.
У Одессы появилась своя «чумная память» или, если угодно, «чумной рефлекс». Теперь, при подозрении на чуму, необходимые карантинные и медицинские мероприятия проводили в жизнь сразу, не оглядываясь ни на соображения потерянной выгоды ни на какие иные. Ни одна из последующих эпидемий чумы не собирала в Одессе столь обильного урожая.
Большинство погибших одесситов захоронили на загородном чумном кладбище. Там же сожгли и закопали остатки чумного имущества, костюмы мортусов, и чумные кареты. А также мусор, оставшийся от сожженных чумных домов.
Городскими властями было принято специальное решение – вывозить на чумное кладбище строительный мусор, в основном остатки мостовых. Дело в том, что задолго до постройки мостовых из вулканического булыжника, улицы мостили дешевым, не годившимся для постройки домов, ракушняком. Ежегодно эти мостовые разбивались и заменялись. Остатки этих мостовых, перемешанные с грязью, сгребали и свозили на чумное кладбище. Так появилась знаменитая Чумная гора – самый большой Чумной памятник Европы.
Продолжение следует...
Автор Ингвар ЛОДЬ
Схожі новини